"...И паки грядущего со славою судить живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца...". В церковном Символе веры слова эти следуют за словами о Вознесении Христа на небо. Христиане всегда верили во второе пришествие Христа. Для первых христианских поколений вера эта была радостной, они само христианство переживали прежде всего как ожидание Христа. И последняя книга Нового Завета, так называемое Откровение, или Апокалипсис Иоанна Богослова завершается призывом: "Ей, гряди, Господи Иисусе!". Апостол Павел, в Послании к Фессалоникийцам, говорит о радости этого пришествия: "И тогда мы всегда с Господом будем".

Однако постепенно, на протяжении веков, радость эта как бы растворилась в страхе. В страхе последнего Суда, который христиане стали называть Страшным. И наконец, сравнительно недавно, последний одно-два столетия, можно сказать, что выдыхаться стал и этот страх Суда, уступивший уже место страху не перед судом, а перед смертью. Именно поэтому нам, христианам, нужно сегодня как бы заново вдуматься в эту изначальную христианскую веру во второе пришествие Христа, восприятие этой веры в Суд, обещанный Христом, и наконец, в христианский опыт, в христианское понимание страха. И может быть именно с последнего, со страха, нужно начать.

Нужно потому, что слово "страх" в христианском и Писании, и Предании, употребляется в двух разных смыслах: одном - положительном, и другом - отрицательном. И тут, опять таки, для лучшего понимания этой двойственности, уместно сначала остановиться на смысле отрицательном. Этот отрицательный, можно даже сказать греховный смысл страха лучше всего выражен святым Иоанном Богословом. В своем первом послании он пишет: "Боящийся не совершенен в любви, ибо в страхе есть мучения. Совершенная любовь изгоняет страх". Смысл этих слов таков: человеческая жизнь, нужно ли это доказывать, насквозь пронизана страхом. Страхом неизвестности, страхом несчастья, страхом страдания, страхом умирания, страхом смерти. Страшна жизнь, страшна смерть. И именно от этого страха страстно хочет и не может освободиться человек. Не может, и старается как бы заглушить его. Старается запрятать куда-то, не думать, не знать о нем. Но основа христианской веры в том, как раз, что Христос пришёл нас, от страха этого, присущего всей человеческой жизни, освободить. В этом смысле сама вера есть победа над страхом. Ибо мы верим что Христос открыл нам Бога как Любовь. Своею смертью победил смерть, своим Воскресением открыл нам доступ в вечную жизнь и вечную радость, и если мы верим во Христа и, веря, любим его, нет места страху в нашей душе, он уничтожен светом веры, надежды и любви.

Поэтому для верующих, и именно об этом говорит Иоанн Богослов, страх греховен, он показывает недостаток любви ко Христу, недостаток веры в него. И это же объясняет ту радость, с которой первые Христиане ждали возвращение Христа, радость слов, которые пожалуй уже и не задумываясь о них, мы продолжаем повторять: "Да приидет Царствие Твое". Таков, следовательно, христианский смысл слова "страх", смысл, который я называю отрицательным.

И только по отношению к нему можем мы почувствовать второй, положительный смысл. Он выражен в словах Писания: "Начало премудрости - страх Господень". Этот страх, который не только не уничтожается в вере, в любви и надежде, а присущ им, как их глубина. Это страх не от незнания, но от знания Бога. От знания Его безмерной святости, любви, от знания его призыва, обращенного к каждому из нас: "Будьте святы, ибо Я Свят. Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный". Сущность этого страха - благоговение, восхищение, чувство недостоинства.

Этот страх иногда, очень редко, испытываем мы и в нашей жизни. Когда встречаемся с красотой, совершенством, когда прикасаемся к чему-то высокому, чистому и прекрасному, и в свете этой встречи постигаем свою падшесть, греховность и мелочность своей жизни. И потому, этот страх спасительный. Страх, сам рождающийся от света и радости, и, по свидетельству Святых, этот страх возрастает в душе человеческой по мере приближения её к Богу. Его не способен пережить мелкий, самовлюбленный, самодовольный человек, погруженный в суету. Ибо страху этому противостоит цинизм, грубость, гордыня, вульгарность. Всё то, что в падшем человеке заглушает способность его к очищению, к восхождению к совершенству.

И именно этот страх и открывает нам смысл того последнего Божьего Суда над нами, который называем мы Страшным Судом. Нет, это не суд хозяина, владыки над рабами, это суд над нашей душой самой Божественной любви, Божественного добра, Божественной истины и Божественной красоты. Так, в своей притче о суде Христос не говорит о нарушении закона, он говорит: "Вы не увидели Меня в братьях, вы не увидели Меня в вашей жизни". Здесь страх не от боязни наказания, ибо не боязнь наказания движет любовью к Богу, рождает в человеке тоску по совершенству и по подлинной жизни. Это страх Божий, это горестное осознание нами наших измен Божественной любви, дарованной нам во Христе. Первые христиане ждали Христа ждали Его второго пришествия потому, что в них они верили, и духовным опытом знали они - откроется вечное Царство этой любви, знание Бога, и в нем - Жизни Вечной. Да, они ждали Христа со страхом и трепетом, как и к Причастию подходим мы со страхом Божьим и верой, и это значит с благоговением, одновременно и со знанием высоты дара, и нашего по отношению к высоте этой недостоинству.

В свете понимания нами всего этого можно и нужно сказать, что отношение наше ко второму пришествию Христа есть, на глубине, мерило нашей веры во Христа, и нашей любви к Нему. Если мы только боимся его, боимся, как боятся рабы хозяина, то несовершенна наша вера, и отсутствует в нас любовь. Если ждем Христа со страхом Божьим и верою, то знаем и то, что в Нем воссияло прощение грехов, что бесконечно милосердие Божие, и что одна слеза подлинного раскаяния и подлинной любви сильнее всех грехов. И может быть именно в наши дни, дни усиления низменного страха на земле, нужно нам себе самим вернуться к радостному и победному смыслу слов Символа веры: "...и паки грядущего со славою судить и живых и мертвых, Его же Царствию не будет конца...".