Добрый день, уважаемые радиослушатели. У микрофона протоиерей Евгений Горячев - настоятель Благовещенского собора г. Шлиссельбурга. Мы продолжаем цикл катехизических бесед и остановились мы на теме святости, вот. Я поставил несколько вопросов и как бы раньше, нежели предложил ответы сказал о том, что святость это то, что роднит Ветхий и Новый завет, это те заповеди, которые Богом обнародованы практически без изменений. А раз это заповеди, значит, они доступны всем, потому что ну, какой смысл заповедовать человеку, у которого нет ног, бегать быстрее лани? Поэтому если Бог что-то заповедует это значит, у человека есть средства для того, чтобы заповедь была достигнута. Ну и вот, рассуждая на эту тему, мы пришли к выводу, что хорошо бы эти тезисы не просто логически развить, но и подтвердить какими-то примерами. Я стал рассказывать вам о жизни равноапостольного Николая Касаткина просветителя Японии, о тех достижениях, результатах, которые он достиг. Интересно, что первым обращённым в православие был японский аристократ, потомственный самурай, человек, который, в общем-то, ненавидит чужаков, гайдзинов стал посещать православную службу для того, чтобы казнить этого человека при удобных обстоятельствах. То есть понятно, что государство бы его преследовало, поэтому он выискивал способы, чтобы с этим чужаком расправиться. Но, вот вместо того, чтобы казнить Святителя Николая, он сделался первым этническим, национальным, японским миссионером, вот. Он был крещеный с именем Павла, вот. Павел (слабый) стал первым японским священником, а это произошло по одной простой причине, тот, кого он пришёл уничтожить как чужого, оказался ему роднее родных. И это говорит опять-таки о влиянии личности в первую очередь, личности, которая восприняла в себя Евангелие не поверхностно, а очень глубоко. Владыка Антоний Сурожский говорил о том, что: «Мы никогда не сможем донести свои убеждения религиозные, если другой человек не прочтет на нашем лице сияние вечной жизни». И вот мне кажется, что это лучшая проповедь - не столько рассказывать, сколько показывать. И у Святителя Николая было, что показать, поэтому тот, кто пришёл его уничтожить, сделался его адептом и значит адептом Христа. Но интересно, что он не сразу же вышел на проповедь. Он потратил какое-то количество времени на изучение сложнейшего японского языка, затем он очень глубоко изучил японскую культуру. Сами японцы говорили о том, что большой Николай знает нашу культуру лучше, чем мы сами, вот. Кроме того его перевод, то есть перевод иностранца Библии на японский язык до сих пор признан лучшим. Конечно, японцы переводят в силу того, что они вживлены, интегрированы в свой собственный язык лучше, но вот если брать тех, кто переводил из иностранцев Библию на японский язык, то вот, считается, что перевод Святителя Николая наиболее адекватный. Так вот, он потратил очень много времени для того, чтобы понять, сроднить себя с этой непонятной культурой и только после этого вышел на проповедь. Это, кстати, урок всем миссионерам, не торопись. Почему? Потому что твоя спешка может исказить слово Божие, может исказить результаты твоей проповеди. И вот от него остались дневники, а я уже говорил о том, что это очень важные материалы для понимания человека. И в одном из них он пишет о том, что он очень осуждает своего собрата по алтарю и даже если вины этого человека реальные или надуманные таковы, что можно порицать скажем, человека за его не православные взгляды, то тем не менее, Бог удерживает нас от осуждения словами – «Не суди, да не судим будешь», а он не только это делает, но и оставляет это на века, фиксируя это в своем дневнике. Правда он поправляется и в следующих строчках пишет о том, что: «Но, а кто ж виноват? Умей разбираться в людях, да будет отныне мое поведение исполнено кротости и смирения», но, тем не менее, осуждение произнесено. Так вот, мы видим, что святость это не безгрешие, что святой также осуждает, как и мы с вами, братья сестры почти каждый день своей жизни, но дальше, дальше самый важный, вопрос. Что же такое святость? И вот он пишет о своих переживаниях, которые похожи на депрессию, потому что он одинок, о том, что нет рядом с ним родной души, потому что он страшно переживает, что его горячо любимая мать рано ушла из этого мира, по сути дела, сделав его сиротой, он сиротствует без нее. И вот он описывает это по сути дела, депрессивное состояние, а потом суммирует его, перенеся на всю свою жизнь. «Ничего-то нет в моей жизни, окромя разных человеческих грехов, грехи грехами, но не ими и не ради них я жил. А была у меня идея жизни - служение в вере и Господу», ну под верой он подразумевает церковь. И вы понимаете, вот это на самом деле прорыв, потому что это то, о чём мы уже с вами говорили, он не просто плачет, споткнувшись, потому что духовная жизнь очень сложна. Не зря Христос сравнивает её со штурмом крепости, а когда что-то штурмуешь, то всегда будут последствия этого штурма - и усталость, и недосыпания и раны и может быть даже, какие-то более серьёзные повреждения. И вот он всё это описывает, а потом говорит о том, что над всем над этим стоит идея, грехи были, но не ими я жил. Он как раз таки тот, кто плачет по дороге тот, кто продолжает делать, несмотря, на те препятствия, которые перед ним возникли. Ну и, кстати, если говорить о его переводах он сам писал о том, что: «По возможности я старался, чтобы не было ни одного дня проходящего у меня без переводов священных текстов». Вот, а хотелось ли это человеку? Вот те из нас, кто испытывал когда-то вдохновение в творческом процессе понимают, что в сам момент вдохновения все очень легко и руки просятся к перу, перо к бумаге, но ведь бывает так, что творческая работа она ещё и в конечном результате, а пока этот результат будет достигнут, будет какой-то рутинный процесс, очень долгий. Ну-ка переведи Библию на другой язык. И вот конечно, здесь без подвига не обойтись. Это говорит нам о масштабе этого человека, который каждый день себе понуждал на добро. Поэтому, уважаемые радиослушатели наш тезис о том, что святость доступна всем - незыблем, о том, что святость не является отсутствием греха - это тоже стало очевидным после рассуждения о жизни Николая Касаткина.
Но, последнее, что мы должны с вами обсудить в теоретическом разговоре о святости - это почему святых немного? Ведь повторяю, если это Бог заповедует, то где же эти многочисленные святые христиане? Раз идеал христианской жизни именно святость. И вот здесь мне кажется все просто, и эта простота не кажущаяся. Проиллюстрирую это следующим примером, однажды меня пригласили освятить молодёжное кафе. Я спросил у директора - зачем ему это надо? Он сказал: «Во-первых, я христианин, православный человек вот, поэтому это моя потребность. Во-вторых, у меня целая сеть таких кафе и я заметил, что как только его освещают, так дела идут лучше, вот». Но я не стал с ним спорить, разуверять его, прочёл молитвы, освятил его кабинет, складские помещения, а сейчас говорю, нужно осветить зал. Он говорит: «Пожалуйста», но кафе он не закрывал, а это были самые, что ни на есть будни, рабочее время. Вот я в облечении, с кадилом, с чашей, с кандиёй, где находилась святая вода, выхожу в это помещение, и так двигаясь по периметру, начинаю кропить стены, столики, вот, поворачиваюсь то людям, то значит к самим стенам. И конечно, те, кто сидел в этот момент в кафе очень удивились, по сути дела, для них это была такая экзотика, вот, какой-то фикус необычный, появившийся ходячий. И они так зашептались, вот какие-то реплики, комментарии не вразумительные, а я делаю свое дело. И подхожу к столику, где сидела молодёжная компания человек, пять, шесть и они так внимательно на меня смотрят и что-то заговорят. И почему-то мне захотелось с ними вступить в диалог. Я отыскал глазами, как мне показалось лидера и говорю: «Ну что, вы верующие?» Он говорит: «Да» - «Значит можно покропить вас Святой водой?» И вот, в его ответе на самом деле больше, чем он мог предположить. По сути дела он ответил на заданный нами последний вопрос - почему святых немного. И так я спросил его: «Можно ли вас покропить?» Он ответил: «Можно, только не сильно». И вот на самом деле, мы понимаем, что святых немного по одной простой причине - мы хотим, чтобы Бог присутствовал в нашей жизни не сильно. Обескровленное, обескрыленное, не реализованная полностью, святость возможно по одной простой причине - мы хотим идти за Богом, но не в полную меры, но не изо всей силы, вот. И это приводит к тому, что в лучше случае мы не плохие христиане вот, в худшем случае мы говорим, что мы христиане, а на самом деле ведём себя по-язычески. Но это вот, такие теоретические соображения на эту тему, а если говорить о педагогических задачах, которые ставит перед собой катехизатор, когда перед ним сидит публика, то начинается все с разговора об именах. О тех именах, которые носят люди и с которыми они готовы принять Таинство Святого Крещения. Но я уже говорил о том, что если человек носит нехристианское имя, данное ему родителями, то это имя меняется на имя Святого, канонизированного церковью. Так, например, Руслан становится Романом или Рустиком, вот. А если имена вполне христианские скажем, там, Владимир, Олег, Наталья, то тогда в самую пору поговорить о Святом, как о небесном покровителе будущего христианина. По сути дела, когда церковь усваивает вновь Крещаемому его небесного покровителя, она исходит из тезиса, который можно было бы назвать, ну что ли заступничеством по примеру няни, вот. Конечно, заступничество может быть разных родов, нам бы хотелось видеть Святого, который огненным мечом отсекает от нас всякие искушения, ну так не бывает. А вот образ няни, которая оберегает, но в меру, оставляя за чадом определённого рода свободу, заботится, молится, переживает по поводу нравственного несовершенства своего питомца - это конечно более походит на правду. Поэтому вот такие небесные няньки это те, кого церковь предлагает нам в качестве наших старших духовных братьев. Тех, кто уже свой путь прошёл, чья святость из потенциальной сделалась реализованный, вот. И мы, глядя на них, можем сказать о том, что в их жизни есть нечто, что мы вполне могли бы применить к самим себе. Конечно, когда каждый человек читает житие Святого, своего Святого он может ужасаться и сказать: «Это страшно, это меня никак не касается. Я в ужасе от той жизни, которую вел мой небесный покровитель, моя нянька». Ну, дело в том, что конечно, слепого копирования быть не должно по одной простой причине - люди разные. И мы с вами говорили, что как нет двух одинаковых людей, так нет двух одинаковых путей к Богу. Даже если два человека принимают монашество, они будут разные монахами. Даже если оба в этом монашестве стали Святыми, они будут разными Святыми, поэтому из житийного материала своих небесных покровителей мы должны брать то, что отзывается в нашем сердце на данном моменте. И вот когда на катехизатор вступает в диалог с теми, кто собирается принять Таинство Крещение, он хотя бы вкратце должен на примере Святых показать, что может быть опознано как святость, и что может быть перенято у этого святого в конкретную человеческую жизнь. Ну, конечно, мы понимаем с вами, что в рамках радиобеседы при отсутствии живых катехизируемых, рассказывать о всех типах святости и о всех именах, с которыми Святые вошли в Царство Небесное не имеет смысла. Но какие-то все-таки такие знаете, узловые вещи мы можем с вами наметить и указать. Ну, вот например, если речь идёт о Святителях, я всегда рассказываю о Василии Великом, по разным причинам. Ну, конечно, я рассказываю об этом в том случае, если кто-то из оглашаемых носит имя Василий и будет крещён с именем Василия Великого, то есть он станет его небесным покровителем. Ну, во-первых, это связано с тем, что в жизни этого Святого как раз таки, есть те темы, о которых мы уже с вами сказали в теоретическом рассуждении. Во-вторых, это Святой, который не зря, который совершенно обоснованно назван церковью Великим. Почему? Потому что даже святость разнится друг от друга. Как апостол Павел говорит: «Звезда от звезды разница во славе. И луна разница от солнца, так и в Воскресении мёртвых». Вот у Святых, если хотите разные калибр, разная мера любви к Богу, поэтому они в разном качестве и прославлены и предстоят перед Богом. И есть величайшие Святые, и есть Святые, которых церковь признала таковыми, но на которых она смотрит не так, как на величайших. И вот, Василий Великий назван так, во-первых, по тому вкладу - духовному вкладу, который он внес в историческую жизнь православной церкви. И вот, если о нём совсем коротко говорить, то можно сказать, что ему досталось непростое время. И он это время использовал с максимальной ответственностью. Во-первых, он был интеллектуалом. Почему? Потому что очень часто человек возникает убеждение, что разум знания только отдаляют его от Бога, что мы должны быть простецами. Верно, пастухи приходят к родившемуся Христу раньше, нежели это делают волхвы, маги, кудесники, чародеи, на самом деле интеллектуалы древнего мира, которые механически, читая древние книги, изучая там, парад планет, небесные светила, знамения, тоже приходят к мысли о том, что Великий царь родился во вселенной. Поэтому вот, вроде бы путь простецов он в преимуществе над стезей интеллектуального постижения Бога. Но вместе с тем за этой сентенцией, за этим тезисом скрывается некая опасность. Во-первых, отказ от своего разума, потому что раз уж Бог меня разумом наделил и у меня есть определённого рода способности, я должен прославлять Его, в том числе этими способностями, не зарывать их как талант. И, кроме того, мы видим, что хотя простец приближается к Богу как кажется быстрее и Святым становится быстрее, все-таки по значимости, по влиянию на своих современников и на последующие поколения христиан преимущество за теми, кто был образован. Потому что скажем, старец Силуан Афонский - потрясающий Святой конечно, когда читаешь о его жизни, о тех результатах, которые он достиг, понимаешь, что это величие, раскрывшееся в такой простой крестьянской душе. И мы видим насколько Бог, может преобразить человека. Но если говорить о каких-то богословских вопросах, то мы понимаем, что у старца Силуана нам взять нечего, даже если его будет истолковывать архимандрит Сафроний Сахаров - сам интеллектуал, прославляющий его простую веру. Именно потому, что он этих вопросов не касался, а вот когда речь идёт о глубочайших проникновениях внутри Троечную жизнь, в ипостасную природу Христа, в жизнь церкви, мы, конечно, обращаемся к опыту тех, кто все свои знания принес на служение Богу и Его Церкви. И вот Василий Великий был как раз таким человеком, который, как пишет о нем его друг Григорий Богослов: «Напоминал корабль, до предела перегруженный знаниями, так, что едва возможно плыть». При этом он не гнушался языческими знаниями, у него даже есть поучение с таким, на первый взгляд соблазнительный названием - «Юношам, о пользе чтения языческих сочинений». То есть он как бы говорил, читать можно все, важно только сделать правильные выводы. Поэтому если читаете язычников, берите в них то, то и то и это очень важно. И вот этот человек все эти знания использовал, проповедуя веру и при этом он не был лишён здорового мистицизма, потому что ну, есть как бы экзальтированная мистика вот, мистика, которая близка к каким-то оккультным вещам, а есть то, о чём мы говорили в связи с молитвой. Когда человек чувствует Бога, чувствует Его настолько глубоко внутри самого себя, что это влияет и на его физические проявления. В том числе на его деятельности в церкви. И вот, сохранились воспоминания, которые говорят о Василии Великом как о тайно зрителе. Как о человеке, который служил Литургию, и были очевидцы, которые фиксировали снисхождение Святого Духа, в виде голубя на Святые Дары, в момент совершения Василием Великим Евхаристии Божественной. Это как раз таки говорят о том, что его интеллектуализм не был поверхностным, не был только рациональным, это был мистический интеллектуализм и это очень важно, вот. Во-вторых, я хочу сказать о цельности, которую каждый из нас пытается достигнуть и, в общем-то, которая и становится критерием святости. Так вот, когда я говорил о том, что Василию Великому досталось непростое время - речь шла полемике с еретиками, с инакомыслящими. Которые настаивали на своем прочтении Евангелия, на своём видении Иисуса Христа. И вот один из императоров покровительствующий еретикам, зная об авторитете Василия Великого, направляет в Кесарию Каппадокийскую могущественного царедворца с приказом склонить этого строптивого, но умного священника, в общем-то, к еретической партии, встать в их ряды. Тот приезжает и начинает как все люди власть имеющие, со своими полномочиями, с таким гипертрофированным чувством собственного достоинства, начинает говорить с ним свысока, и, видя, что разговор не идёт, начинает угрожать. На что Василий великий дает ему такую отповедь: «Я не боюсь ни отъятия имуществ. Если ты пугаешь меня, что лишусь собственности, то знай так, что всё мое со мной, вот. Я не боюсь, что я буду наказывать физически, - как он говорит, - если бы ты видел меня без этой одежды, то ты бы понял, что мое тело настолько измучено, настолько исстрадалось, что какие-то другие пытки не причинят ему больше той боли, которую оно уже имеет. Если ты думаешь, что я боюсь ссылки, то Господня земля и Бог везде, куда бы ты меня не отправил». Вот, но чиновник считает, что это риторика и бросает в качестве последнего аргумента такую мысль: «Хорошо, людям свойственно менять свое мнение, поэтому я приду через какое-то время, может быть, ты передумаешь». А ведь действительно, в пылу спора каждый из нас, и мы это очень хорошо можем констатировать в своём собственном поведении, в пылу спорно, мы можем наговорить каких угодно вещей, очень благородных, очень горячительных. Но, ведь если речь идёт о каком-то здравом осмыслении ситуации, и мы понимаем, что нам или нашей семье, нашим детям, нашему достоянию что-то грозит, то придя в себя, мы начинаем перезванивать и говорить: «Ты знаешь, я погорячился, а может быть, все таки это место можно оставить за мной, я подпишу какие нужно бумаги», и так далее. Вот, именно это имел в виду чиновников, что ну, сейчас-то в пылу спора среди посторонних наблюдателей, ты эти вещи говоришь, но вот я тебя попугал отнятием имущества, физической расправой, ссылкой, что-то ты с этим будешь делать? Переспи ночь с такими мыслями, а там поговорим. И Василий Великий ему потрясающе ответствует, он ему говорит: «Не надо ждать завтра, я сегодня тот же, который был вчера. И завтра буду таким же, каким был сегодня, советую тебе на меня походить». И чиновник уезжает потрясённый. Кесария Каппадокийская осталась таким знаете, рубиконом, через который еретики так и не смогли переступить.
Ну, мы продолжим разговор об этом Святителе, а сегодня наше время истекло. Всего вам доброго, уважаемые радиослушатели. У микрофона был протоиерей Евгений Горячев.