Добрый день, уважаемые радиослушатели, дорогие братья и сестры. У микрофона протоиерей Евгений Горячев. Мы продолжаем с вами катехизические беседы и заканчиваем разговор о православном понимании поста, как воздержание, как богоугождение, как самопознание. И в последний раз мы говорили о том, что пост не должен восприниматься ни в коем случае как самоцель, что к несчастью мы наблюдаем даже у людей, которые ходят в церковь десятилетия. Потому что их главные грехи, и священники, может быть, мучаются больше всего именно такими исповедями о том, что они оскоромились. Вот, какой-то яичный порошок обнаружили в пище или съели конфетку и об этом говорят со слезами как о том, что чуть ли не вывело их за границы церкви, вот. Это конечно совершенно несправедливо по отношению к тем сторонам духовной жизни, которые эти люди просто игнорируют, потому что они злятся, раздражаются, потому что не могут с кем-то примириться в течение какого времени, по сути дела, поедают людей, и это их не особо волнует. А вот пост как нечто понятное - не есть, не смотреть, вот это для них является чем-то ключевым, глобальным и поэтому всякое нарушение оно действительно людей ввергает в такие глубочайшие психологические травмы. А это несправедливо вот, но иногда священник просто опускают руки по одной простой причине, сколько он не говорит о том, что это не так важно, а важно другое, люди как будто отказываются слышать.

И вот мы остановились с вами на теме поста, который мы не завершили вот ещё с какой точки зрения или в каком ракурсе. Дело в том, что посты бывают многодневные и однодневные. Многодневные посты связанны с тем, что как я уже говорил, мы должны разделить время на постное непостное с тем, чтобы тренировка дала определённый результат. И потом мы могли оценить этот результат. Вот, человек не может всё время тренироваться и не выступать, человек не может все время выступать и не тренироваться. Поэтому, вот это как раз таки и связано с этим ну, в православной традиции пространные не однодневные посты достаточно значительные, они занимают очень много времени. Первый по важности и по пространности Великий пост вот, за ним идёт Рождественский, который чуть меньше, но тоже очень значим. А другой короткий, но строгий, такое же по строгости, как и Великий пост, пост Успенский он всего две недели, но очень строгий. И Петровский пост, пространность которого зависит от празднования Пасхи. Ну, вот например, Пасха ранняя, следовательно, и Петровский пост будет очень длинным, а когда Пасха поздняя, то и он короче. Бывает так, что он растягивается почти на такое же время, что и Великий пост, а бывает короткий, буквально там две недели - чуть меньше чуть больше, вот. Все эти посты имеют вот, значение, о котором мы говорили, но есть посты однодневные. Если речь идет о неделе, то есть о том, что на седмице происходит, то это среда и пятница. Ведь в Евангелие есть такой эпизод, который как бы ложится в основу этих однодневных постов. Когда противники Христа, идейные противники говорили о том: «Почему твои ученики не постятся в положенное время?» Христос возражал, отвечая: «Не могут сыны чертога брачного - то есть гости на свадьбе или даже не гости, а родственники - не могут они поститься, когда с ними жених, но в те дни, когда жених будет отнят от них - речь, конечно, идет о страданиях Христа и о смерти - тогда будут поститься». Исходя из этого, церковь положила за правило в среду, как день, в которой Христа предали и пятницу, в который Его распяли считать постными днями, если это не выпадает на не постное время, когда поста нет. Скажем вот, Светлая седмица, Святки - это время когда церковь пост отменяет, в том числе и по средам и пятницам, именно потому, что Христос как Праздник, как преодолевший, в том числе и страдания и смерть входит в нашу жизнь, и мы вместе с Ним радуемся. Потому что, как бы вновь оказываемся сынами брачного чертога, опять оказываемся на этом Небесном браке, в качестве гостей, учеников, свидетелей вот, и тогда конечно, пост отменяется. Во все остальные случаи среда и пятница являются постными днями. И конечно, среди всех таких дат или дней самыми главными конечно, являются среда и пятница Страстной седмицы. Даже вот, монашествующая традиция предписывает Страстную пятницу - Великую пятницу, как день самого строгого поста. Такого поста, которого нет ни в какие другие дни богослужебного года даже там, может быть, какое-то чрезмерное, своей категоричности рассуждения, но опять-таки, потому что монах отвечает только за себя и больше ни за кого.

«Аще в Великий пяток и на одре смертном нарушит пост, к Богоубийцам да притчен будет».

Это конечно, перебор, крайность, во всяком случае, ее нельзя распространять на всех христиан независимо от рода, племени, от их места пребывания там, пола, возраста, социального статуса. Но для монашествующих это вполне законно, потому что ну, грош цена всем твоим подвигам и собственно говоря, желанию быть восполненным только Богом, если ты не перетерпел Великой пятницы. Во всяком случае, в монашеской традиции это вполне законно. Но есть ещё дни поста, которые связаны с особо трагичными датами христианской истории. Ну вот, например дни памяти святых всегда мыслятся как праздники, но слово праздник от слова праздность или, например, выражение «спустя рукава», «работает спустя рукава», то есть не хочет трудиться. Так вот, если хотите, праздник это законное праздность, которая пришла на смену труду, причем что есть незаконная праздность это лень, халатность какая-то, а законная праздность она выражается в том, что человек потрудился и теперь по какому-то поводу празднует. Так вот, церковные поминовения святых всегда мыслится как праздники, поэтому священник, заканчивая богослужение, говорит: «Поздравляю вас с праздником вот, именинников с днем Ангела» и так далее. Ну, вот бывает такие праздники, когда у нас праздность или «опущенные рукава», но не от радости, а от горя, например, день Усекновение главы Иоанна Предтече, постный день, даже если это не среда и пятница. Подразумевается, что человек празднует, но празднует именно вот, переживая трагизм судьбы величайшего рожденного женами. Пророка, стоящего на рубеже между Ветхим и Новым заветом. Ну вот, пожалуй, и все, что можно было бы предложить о посте. Хотя повторяю, так же как и молитва пост всегда рождает собственное понимание, дает душе какие-то личные откровения, в зависимости от того насколько серьезно человек погружается в эту стихию. И я думаю, что самые честные, самые серьезные и глубокие рассказы о посте и о его смысле может дать только тот, кто постится и относится к этому вполне ответственно. Вот если теперь продолжить тему аскетики, приготовления себя, делание себя удобным для Бога, то конечно, нельзя обойти такой момент как ущемление своего физического естества, воздействия на него, но не с помощью поста, а с помощью каких-то других способов. Вот я уже сказал о бдении, когда человек и рад был поспать, и хочет поспать, но он понимает что ему это не полезно. И сокращает время своего отдыха вот, для того, чтобы высвободившееся время, потратить на какие-то другие богоугодные дела - на молитву, на чтение на благотворительность, вот. Почему? Потому что он понимает, что если он даст волю себе и будет спать столько, сколько хочет, то тогда, в общем-то, это будет ему не полезно, лично ему не полезно. Здесь каждый, наверное, подбирает количество сна сам для себя.

Но, я хотел бы рассказать и о других примерах ну, вот например, как человек борется с какой-то страстью с помощью аскетических методик, например – осуждение. Скажем, приходит к священнику женщина и говорит: «Я осуждаю» - не важно кого - соседку, родственника, сослуживца. Причём допустим, она уже пожилая, поэтому говорить ей - прочти там, Аву Дорофея, Исаака Сирина. Она уже и не видит ничего, вот, очень сложно. «Молись о том, чтобы не осуждать», - «Молюсь, батюшка, но не помогает». И тогда священник предлагает ей: «А ты знаешь что, матушка, ты за каждое осуждение, раз уж тебя это так страсть борет, делай по двенадцать земных поклонов. Вот осудила десять раз, значит, вечером сделай сто двадцать земных поклонов». А у неё радикулит, но она послушная голосу своего духовника делает это. И она приходит и говорит: «Удивительный эффект отец …». Почему? Да потому что, на следующий день у нее страшно болит спина, и она хочет поосуждать и вдруг вспоминает, что ей же надо делать земные поклоны за эти осуждение. И получается так, что физическая память, боль в спине делают своё дело. Если хотите, это очень напоминает наказание детей, когда память о розге, тактильном воздействии удерживает ребенка от чего-то. Но это происходит по отношению старших к младшим, родителей к детям. А здесь человек наказывает сам себя. Скажете – ну как примитивно, ну например, борешься с какой-нибудь страстью, ну не знаю, раздражение, гнева или какая-нибудь похотливая мысль в сознание залетела и никак не можешь её из сознания выдавить. Ну, знаете, ведь со страстными мыслями как с мелодией, заиграет в голове мелодия и никак ее не перебить. Иногда конечно, начинаешь напевать другую, вот, так ведь не каждый сможет, а вот эта, набившая оскомину, она играет и поёт в тебе и никак это не остановить. Конечно, предлагает церковь, и помолиться в этот момент, и что-то почитать и занять себя каким-то физическим трудом, тогда, пожалуй, все это может измениться. Но многие люди говорят: «Пробовал, и читать и молиться, а всё равно эта страстная мелодия в моей голове играет, ничего с этим не поделать». И аскетическая норма предписывает - физически воздействуй на себя - не работой, а именно болью. Но опять-таки повторяю, внешне это кажется очень примитивным. Ну, например, прикуси язык и дави до тех пор, пока боль не вытеснит все остальные чувства. Странно, да? Священник советует нечто подобное, а ведь если мы обратимся к аскетической традиции великих святых, ну что Антоний или Феодосий, но Антоний да, в основном Киево-Печерский - шел на болото, раздевался и стоял в муравейнике или на комарах. От хорошей жизни что ли? Ведь внешне это выглядело точно так же, или например западная традиция, когда в келье у монаха плётка и он начинает себя сечь этой плеткой. Или какой-нибудь православный святой себе такие условия жизни создает, что они просто невыносимы. Если речь идёт о древних святых, ну, вот Симеон Столпник забрался на эту колонну восемнадцать метров высоты, собственным трудом сконструированную, полтора метра в диаметре и простоял там тридцать семь лет и два года на одной ноге. И современник этого святого Феодорит Кирский пишет: «Боюсь писать о нем, потому что потомки сочтут меня выдумщиком, сказочником». И он и сам подошёл туда и говорит: «Скажи, ты ангел или человек?» Ну, может быть, мы подробно ещё об этом святом поговорим в теме святых, но я хочу сказать, что это та же самая традиция. Или, например, Иов Почаевский. Когда я был в монастыре в лавре преподобного Иова в Почаеве и забирался в его пещеру, я понимаю, что это даже не однокомнатная квартира хрущевских времен, даже не угол вот, не жилищный вопрос времен Булгакова, который он так высмеивал. Это намного хуже, потому что там нет никаких ровных поверхностей. Такие знаете, застывшие вулканоообразные массы, которые выпирают углами со всех сторон, там человеку невозможно комфортно себя чувствовать, а он там десятилетиями жил в этой пещере. Что это такое? А то же самое, что и прикусывание языка, когда человек воздействует на свое тело и достигаемая боль вытесняет ненужные чувства из души. Вот здесь то, о чем я уже говорил - страдающий по плоти перестает грешить. Но страдать по плоти можно объективно, потому что пришла болезнь - подхватил грипп там, ангину. Заболел и вроде как уже о грехах не думаешь, а думаешь только о пошатнувшемся здоровье. А если безнадежно здоров, здоров как бык и страсти борют. Что делать, ждать пока заболеешь? Так вот, они и совершали такие аскетические опыты над собой, именно с тем, чтобы страсть ушла не только с помощью молитвы. Потому что бывает так, что и молитва не помогает, но, вот воздействие на свое тело. «Мы не плотоубийцы, мы страстиубийцы» - говорили такие подвижники, отшельники, аскеты.

Я даже припоминаю один случай, который может быть около нашей проблематики, но, тем не менее, все-таки с ней связан. Одна женщина, ныне покойная, которая жила тем, что принимала странников. Но, по сути дела, паломников, которым в советское время не находилось место в монастырской гостинице. Да и вообще гостиницы как таковой не существовало, и в монастырь то сложно было съездить и милиция сплошь да рядом таких людей, ну, как-то преследовала, поэтому она, в общем-то, много пострадала за то, что принимала у себя дома паломников. По сути дело, всей желающих ничего не брала, это ее крест был. Ничего не брала за то, чтобы люди могли посетить монастырь, и при этом ехали многие за сотни километров вот, не могут же приехать на один день, а где-то надо переночевать. Вот она принимала таких людей и считала, что, в общем-то, это ее призвание - Божье благословение, хотя и натерпелась и от этих людей и от милиции. И вот я был свидетелем интересного эпизода из ее жизни. Дело в том, что набивалось людей подчас так много, что просто вот, яблоку негде было упасть. Ну, женщины были в одной комнате, мужчины в другой, семейные пары в третьей и все ждали прихода хозяйки. И вот эта женщина маленького ростика, не выговаривающая букву «Р», грассирующая, она приходила и часто в общем-то, не находила своего собственного угла, кто-нибудь уже занял. Она говорила: «Ну, опять плацкагхт мой заняли». И бывало так, что вповалку вместе со всеми на полу спала. И вот, значит очередной вечер, все поджидают хозяйку с тем, чтобы прочесть вечерние молитвы и улечься спать, полумрак такой да, потому что щадили ее электричество, платила она все-таки сама, вот. Денег не брала, а жила на то, что люди привозили с собой пищу и она тоже, вот кушала вместе со всеми. И вот она заходит и проходит как бы от входа в женскую комнату, минуя мужскую, и вот я наблюдал сам такую картину. Сижу как бы на печке, на возвышении небольшом. И наблюдаю, как двое мужчин буквально за несколько секунд до нее зашли с улицы с запахом табака, покурили и вот, за ними такой шлейф табачного дыма. Вот, уселись на свои места, и вдруг заходит она, проходит мимо улавливает этот запах и говорит: «Фу, скаженные накугхились». И один из них говорит: «Матушка, хотим бросить, но не можем». Пожалуй, промолчи он вот, ничего бы не произошло. Ну, бросила такую фразу и всё, вот, но как только он это сказал, она знаете, повернулась на каблуках в его сторону, и так пристально на него посмотрев, и сказала «Вгхете». Он говорит: «Честно матушка, очень хотим, но не можем». И тут она совершает поступок такой неординарный, вот. Она очень быстро подходит к столу, там разделочная доска, нож, буханка хлеба. Она кладет палец на разделочную доску, берет нож и поскольку полумрак, не видно, что происходит, ощущение, что вот это блеснувшее лезвие, опускается на палец, такой стук глухой. И я смотрю на лица этих мужчин, они побледнели, вытянулись. И все мы трое мужчин, которые были да, все мы боимся опустить глаза и посмотреть, что стало с ее пальцем, вот. Потом отпускаем и видим, что нож замер в миллиметре от ногтя, при этом она смотрела им прямо в глаза, было непонятно, действительно она рубит рядом или рубит себя. И она говорит такую фразу, то есть все поняли, что она хотела доказать и она говорит такую фразу: «И если бы вы действительно хотели бгхосить, вы бы сказали – Господи, я не могу, но пгхими от меня этот отгхубленный палец». Значит, этот мужчина ей возражает: «Матушка, мы так не можем». И она говорит: «Я же говогхила, что вы вгхете». И уходит, и вот этот эпизод он показывает, что конечно, она совершила символическое действие, она до гротеска довела, определённую духовную ситуацию. А речь вот о чём, о том, что если ты признаёшь в своей жизни нечто грехом и по каким-то причинам не можешь от этого освободиться, ты, тем не менее, должен совершать такие поступки, которые на чаше весов у Бога в вечности должны быть хоть каким-то противовесом. Ведь слово – подвиг, от слова – двигать. Двинь себя хоть как-то в нужном направлении. А ведь очень часто у человека разговор о грехе сводится к тому, что он хотел бы бросить, хотел бы не грешить. И все, что он может Богу предложить, это - я хочу или наоборот - я не хочу, но за этим ничего не стоит. Поэтому конечно, она в образной в форме пыталась показать, но сделай хоть что-нибудь, если ты действительно хочешь бросить. Хоть палец себе отруби, конечно, я повторяю, в этом нет необходимости. Но, когда мы размышляем о аскетических приемах воздействие на своё тело с тем, чтобы результата в душе достичь, это как раз об этом, когда человек понимает что Бог должен застать его борющимся. Смогу я одолеть страсть, не смогу, вот, умру я с ней или все-таки я ее полностью преодолею, или хотя бы отчасти. Это конечно важно, но не столь важно, сколько труд - сам труд, потому что пусть Бог застанет меня борющимся. А Он уже оценит, как сказал Феофан Затворник: «Тебя не спросит за то, чтобы представить все в отличной форме, тебя спросят только за то, что ты мог и не захотел». Или, как другое выражение тоже на эту тему: «Тебя не заставляют делать все дело, но отказываться ты не в праве», Поэтому конечно, мы должны Богу какой-то труд предлагать и здесь в пору, упомянуть еще один очень важный библейский тезис, все мы его слушаем на православной литургии, когда значит, читаются соответствующие псалмы после запричастного стиха:

«Уклонись от зла, и сотвори благо»

И, к сожалению, очень многие христиане расставляют акценты неправильно, конечно, надо уклоняться от зла, вот.

Но, наше время истекло всего доброго до новых встреч.