Здравствуйте уважаемые радиослушатели, дорогие братья и сёстры. У микрофона протоиерей Евгений Горячев - настоятель Благовещенского собора г. Шлиссельбурга. Вот, мы неспешно и в то же время последовательно, движемся по заповедям Моисеева законодательства по десятисловию в цикле наших встреч, посвящённых проблемам катехизических практик в современных православных церквях. И вот, мы не закончили с вами в прошлый раз разговор о последней десятой заповеди декалога, посвящённой зависти. Ну, вот чтобы напомнить вам, уважаемые радиослушатели тему нашего предыдущего общения, я бы сказал так, что не безынтересно деления вот, в современном словоупотреблении зависти на белую и чёрную. Вот, обычно люди разделяют в себе эти качества и говорят о том, что: «Вы знаете, я не завидую и никогда не завидовал, кроме белой зависти». И вот, это действительно ошибка в определении, потому что зависть бывает только одна - бесовская. Если зависть возникает как страсть, то конечно с ней надо бороться, а что касается белой зависти, то это действительно неверное словоупотребление. Мы могли бы подыскать другой термин, другое наименование этому качеству или чувству - это умение сорадоваться. Когда я не завидую, а радуюсь чьей-то радости как своей, то тогда это не только не зависть, но одна из величайших христианских добродетелей. Вот, пожалуй ничто так не разрушает зависть как умение узнав, о счастье, о радости ближнего, пережить это вместе с ним нисколько не завидуя ему, а, наоборот, восторгаясь тем, что это с ним произошло. Но есть такая древняя легенда скандинавская, которая может быть поясняет то, о чём я сейчас сказал.

Умирает вождь племени старый конунг, и возле его одра болезни и смерти стоит его лучший друг. Вот, так молча, сосредоточено вот, наблюдая последние часы земной жизни своего боевого товарища. И на короткое время, придя в себя, умирающий говорит: «Я жил один и умираю один». Тогда друг выходит из оцепенения и горько упрекает его: «Как ты можешь произносить эти обидные слова? Мы столько претерпели, мы сражались плечом к плечу во многих битвах, мы спали на земле и укрывались одним плащом, вот, мы протягивали друг другу руки и выручали друг друга в сложнейших ситуациях. И ты теперь говоришь о том, что ты жил один и умираешь один? Ты мой лучший друг. Как ты можешь упрекать меня в этом?». Вот, тогда, умирающий набирается сил и говорит: «А помнишь тот день, когда умирал старый вождь, мой предшественник? И он сказал, что хотел бы видеть меня на своём месте. Тот день, в который он передал свои права и полномочия мне. Такой великий, торжественный, радостный день это был в моей жизни, а ты радовался вместе со мной? В радости я был одинокий и умираю один. А помнишь другой день, когда самая красивая девушка племени сказала, что соглашается выйти именно за меня замуж? Такой счастливый и радостный день был в моей жизни, а ты радовался моей радостью? В радости своей я был один и умираю один».

Вот, это действительно легенда, которая вот, в таких, знаете, ярких мифологических красках доносит до нас самую суть происходящего. Почему? Нам ведь не так сложно сопереживать кому-то. Ну, допустим кто-то рассказывает о беде. И даже может быть этот человек нам не приятен, даже некоторые сочли бы его врагом своим. Но когда, вдруг мы узнаем, что у этого нашего врага, недруга, вот, неприятного нам человека или даже того, кому мы завидуем вот, у этого человека погиб сын в автокатастрофе или сгорел дом, вот, мое сердце меняется. Я начинаю переживать, вот, я начинаю тревожиться. Мне жалко этого человека, и может быть даже ему и прощаю все свои упрёки, именно потому, что его посетила беда, которая меня не посетила. Вот, мне не так уж тяжело сострадать, сопереживать вместе с другим. Ну, вот, когда я узнаю, что у этого человека удача, и это ведь знаете, иногда даже и с друзьями и с родственниками, оказывается проблемой, сложным для правильного адекватного перенесения. Ну, вот напомню вам, тем, кто смотрит кинематограф - блокбастер «Телохранитель». Вот, мы помним, что одна сестра завидует другой вплоть до того, что нанимает убийцу, вот, именно потому, что не может простить ей красоты, её славы. Сестра нанимает убийцу против своей сестры - кровь восстает на кровь. Так вот, пожалуй, по-настоящему преодолевается эта страсть там, где люди любят. Вот, возвращается с работы муж и говорит жене: «Знаешь, мне повысили зарплату«. Ему повысили - не ей, а она радуется вместе с ним, может быть ещё и больше его. Вот, приходит из школы сын и говорит: «Папа, ты знаешь, моё сочинение самое лучшее. Его читали перед всем классом». Это мой сын написал, не я, а я радуюсь ещё больше его, потому что любовь связывает нас в одно целое. Вот, и я чувствую, что его успех - моя слава, его достижения - моя достославная гордость. И наоборот, вот, позор одного из тех, кого мы любим из наших домочадцев, становится позором и ответственностью всех остальных. Именно потому, что любовь нас связывает воедино. Поэтому, когда мы говорим о белой зависти мы, конечно, говорим о добродетели содарования. Вот, и тот, у кого добродетель есть, не может назвать себя завистником ни в коей мере. А зависть действительно, связана с тем, что я не могу другому простить его успехов, его талантов и конечно, с этим борюсь.

Но, мы отвлеклись, почему? Потому что мы говорили как раз о тех практиках, которые христианин мог бы предложить самому себе, если это страсть посетила его сердце. Если я завидую, что мне делать? И мы с вами говорили о том, что первый момент - это поразмышлять. А почему Бог таким образом устроил этот мир? И связать всё-таки неравенство с замыслом Творца. Вот, во-вторых, сказать самому себе: «Хотя я не имею того, что мне хотелось бы иметь, вот, тем не менее, я обладаю другими дарами - теми дарами, которых больше нет ни у кого. Не потому что их нет, а потому что они проходят через меня. Это таланты, данные мне, и я эти таланты должен опознать. Поэтому вместо того, чтобы тратить время на разглядывание чужих дарований, я сосредоточусь, сконцентрируюсь на себе. И посмотрю, а что мне дал Бог? И как только я это нашёл - часть дела сделано». Но, я скажу, что это только пол работы, недостаточно определить собственные дарование. Важно определив их, отыскав их, спросить себя – а что дальше? И вот дальше начинается очень трудоёмкий в духовном плане процесс. Почему? Потому что как только человек свой талант определил, он сразу же оказывается на развилке. Как быть? Огромное число людей знающих свои таланты начинают ими служить, но не Богу, а самим себе. Вот, и действительно мы видим людей ну, скажем, заполонивших эстраду. И нельзя сказать, что там только клоуны. «Приосанилось племя вертлявое..», как сказал об этом один озлобленный, религиозный поэт, нет, конечно. Есть огромное числа людей, действительно талантливых, заслуженно купающихся в лучах человеческой славы, в том числе и финансовой, вот. Всё это вам очень хорошо знакомо, но по идее-то, человека опознавший свои таланты, должен сказать себе: «Это ведь не моё - это ведь Божье достояние. И я должен с ним распорядиться так, как этого хочет Бог». Поэтому, «Не нам Господи, не нам, но Имени твоему даждь славу» (Псалтирь, псалом 113:9).

Мало определить свой талант, важно им правильно распорядиться, а именно, прославляя Бога. Но, это уже тема, о которой мы с вами, уважаемые радиослушатели не раз говорили. Я напомню, что с точки зрения христианина у нашей жизни нет цели - воспитать ребёнка, построить дом и посадить сад, и какое угодно число других ну, что-ли звеньев в этой цепи предложить. Почему? Потому что есть одна цель, действительно общая для всех, и в то же время индивидуальная для каждого - это прославить в своей жизни Бога. И если человек так смотрит на жизнь, так смотрит на своё место во вселенной, то тогда осмысленным становится всё. Поэтому, после того как я определил свой талант, я должен им правильно распорядиться. Это не значит, конечно, что я ну, на этот свой талант буду, где попадя, и где ни попадя, наклеивать бирку - «карван Божье достояние», нет конечно. Но я должен все свои поступки совершать перед лицом Божьим. Вот, и тогда действительно, это будет правильным распределением и употреблением таланта. Вот, тогда я действительно смогу успешно побороться со своей завистью. Ну, вот, это то, что мы могли бы предложить в качестве такого, ну если не поверхностного, то, во всяком случае, не самого глубокого размышления о Божественных заповедях. В качестве такого интеллектуального, педагогического материала. Повторяю, широка заповедь Господня, поэтому всякий раз, когда человек начинает заповеди исполнять, начинает Богом жить, и не увлекаться, он понимает что глубина Бога и Его мира бездонна, также как бездонна, глубина его собственной души. Поэтому жизнь в заповедях предложит ему бесконечное число смыслов. Вот, не ради их умножения, а именно ради того, что жизнь нельзя втиснуть в узкие рамки. Вот, какой-то такой формальной логике, вот, формального следования той же заповеди Божьей. Поэтому, повторяю это, то, что мы можем предложить в качестве рассуждения, чтобы дать человеку элементарные понятия о том, что значит жить по Божьим заповедям.

Вот, ну и здесь мы должны поставить некую точку в нашем разговоре, и перевести разговор в несколько иное русло. Вот, с чем это связано? Ну допустим, человек который выслушал это и не остался равнодушным, больше того он потрясён. Допустим, до этого он жил по принципу - крепкая голова с крепкими зубами и больше ничем не интересовался. А здесь это коснулось его сердца, потрясло его. «Ах, вот оно оказывается как, вот, как я должен жить, чтобы не мучиться бесцельно прожитыми годами, не только здесь, но и в вечности». Вот, как только человек поставил себе некий диагноз, как только он признал это, он сразу же себе начинает ставить следующие цели. «Вот, значит я так не жил, теперь я так буду жить, эти заповеди я не исполнял, теперь я их буду исполнять и всё хорошо». Но, выясняется, что одной решимости исполнять эти заповеди недостаточно. Конечно, без решимости уж совсем плохо, но после того как человек решился - он сталкивается с тем, что писал апостол Павел - лучший из христиан: «Злое, которого не хочу – делаю. Если делаю, то, чего не хочу, делаю не я, но живущий во мне грех. Бедный я человек» (Послание апостола Павла к Римлянам 7:17).

Вот парадокс, лучший христианин признается, что заповеди его очень привлекают, он смотрит на них как на абсолютное благо, также как он смотрит на Бога. Он восхищён, потрясён Божественной красотой, в том числе и в этих нравственных императивах. Но, когда он пытается по этим заповедям жить, его руки повисают в бессилии. Нет у человека тех личных, внутренних, антропных сил и качеств, которые бы позволили ему следовать за Божественными замыслами. Вот, нет у него этих сил, которые бы позволили ему эти заповеди исполнить, полагаясь только на свои собственные силы. Но, образно выражаясь, барон Мюнхгаузен, угодивший в болото, вытаскивает себя за волосы вместе с лошадью. Ну, допустим, если бы лошади не было, даже вытаскивание самого себя за волосы - уже выглядело бы чудом. Вот, а реальный человек, оказавшись в болоте греха вот, нравственной порочности, опознавший это, как отход от нормы, увидевший норму, восхищённый ею, вот, пытается что-то со своей душой сделать и понимает, что он не может быть бароном Мюнхгаузеном. Нет у него сил изменить себя, да, конечно, от каких-то грубых страстей, если он был дикарём он может отказаться в недалёком будущем, если он убивал, то, пожалуй он может заставить себя не убивать. Хотя, если это стало маниакальным состоянием, не так уж и просто преодолеть даже эту грубую страсть, но, когда мы от грубых страстей перейдем в область тонких страстей, скажем, зависть или раздражение, вот, получится так, что будут идти годы, и человек, оглядываясь назад, может сказать: «А воз и ныне там, ничего не меняется. Да, грубые вещи я преодолел, а с этим как быть? А это ведь тоже закон Божий, это ведь тоже некий замысел обо мне. И я отказываясь от этого замысла, не исполняя его, я становлюсь противником. Вот, я ослушник, я преступник и значит, я виноват. Раз я не могу Богу предложить этого совершенство, тогда зачем всё? Тогда, может быть и не нужно вообще никаких усилий? Почему? Потому, что если Бог ставит перед нами некие цели, а средств, для того, чтобы эти цели исполнить я в себе не нахожу, то тогда и разговор о Божественном замысле становится беспредметным. Я ничего не могу достигнуть».

И вот этот парадокс - он на самом деле разрешается и в мире вообще, и в частности в христианской церкви на следующем уровне. Бог в отличие скажем, от светских ценностных постулатов, жизненных ориентиров вот, Бог никогда не ставит перед человеком цели, не сообщая ему необходимые средства. Больше того, пожалуй, если бы из самого себя я мог извлечь силы для того, чтобы исполнить то, чего от меня хочет Бог, то, тогда и Бог был бы не нужен. Тогда я был бы сам Бог. И вот этот бодибилдинг духовный на самом деле обратная сторона дьявольщины. Именно, признавая свою зависимость от Бога, осознавая себя как немощное существо, человек ищет Божественной поддержки, следований моральным, этическим нормам и Ветхого и Нового завета.

И отсюда мы переходим с вами, уважаемые радиослушатели к теме мистических заповедей. Почему? Потому что тема церковной мистики, религиозной мистики очень важна. Тот же, кто сказал - не убивай, не кради, не прелюбодействуй, чти отца и мать, там скажем, не завидуй и так далее - все то, о чем мы с вами говорили, Он же дал те заповеди, которые мы называем мистическими. Только потому, что не можем поставить их на один уровень с религиозной этикой. Потому что этика ну она понятно, и собственно говоря, наши с вами разговоры о христианской ветхозаветной, а затем евангельской морали, они сводится к тому, что этика как этикет предлагает некую манеру поведения, которая будет угодно Богу. А когда мы говорим о мистике, мы начинаем понимать, что мы до конца не можем понять, что это такое и зачем это присутствует на странице священных книг. А на самом деле, как тайна это присутствует именно для того, чтобы облегчить человеку путь духовного восхождения. Если хотите, человек немощен, и в этой немощи своёй, он протягивает руки к небесам, а с небес к нему тянутся другие руки, да, рука Божественной силы тянется к руке человеческой немощи. Помните знаменитую фреску Сикстинской капеллы - Бог и Адам соединяют руки, почти касаются пальцами друг друга. Вот, поэтому когда мы говорим о религиозной мистике - мы говорим именно об этом. Какие же средства даёт Бог для того, чтобы человек достиг поставленных целей? Вот, но это тема наших с вами следующих бесед, встреч, уважаемые радиослушатели, а пока что мы закончим.

Вопрос

- Отец Евгений, когда вы сказали, что в тот момент, когда человек обнаружил в себе данные ему Богом таланты - он оказывается на развилке. Как их применить, как их употребить, для себя или во славу Божию? Вот, поподробнее, что значит для себя, что значит - во славу Божию? Вот, например, артист - он был, скажем там, играл в театрах, и началось его воцерковление. Что значит применить свой талант в Божью славу? Идти в церковных православных структурах работать или же просто не участвовать во всяких разных пошлых постановках и находится перед лицом Божьим, честным?

- Да, спасибо, ну вы знаете, я тоже подумал о актёре. Ну, вот допустим, человек на вершине успеха, под конец жизни перед очередным спектаклем, который сулит ему ещё большие почести, ещё большие гонорары, вдруг приходит в себя и, оглядывая, свои роли - эти персонажи в которые он перевоплощался, говорит: «Вот, я князь Мышкин, вот, я Борис Годунов, вот, я Мефистофель. А где я? То есть, я так долго играл чьи-то роли, и так замечательно у меня это получилось, что я был, кем угодно, но неизвестно, был ли я самим собой, нашёл ли я самого себя?» Вот это откровение о самом себе, подчас может надломить и измучить человека. Поэтому, когда мы говорим о служении Богу и адресации, правильной адресации своего таланта к небесам, то конечно, это связано с тем, что человек, ну образно выражаясь, всегда поверяет себя ну, неким Пушкинским критериям - «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал». Вот, то есть, во-первых, человек должен своим талантом, служа Богу, делать мир таким, каким хочет видеть его Бог. Если эффект другой, хотя бы я и говорил – Бог, Бог, да, а вокруг только озлобление, раздражение, значит где-то ошибка. Вот, ну или, например, та же Пушкинская строчка - «Веленью Божию, о муза, будь послушна». Вот, поэтому если речь идет, скажем, о театральной или актёрской музе, то вы правы пожалуй, отказываться от своего предназначения, от своей природной склонности не стоит. Не стоит там, уходить в церковные дворники, если ты был актером, хотя от некоторых специальностей избави Бог. Ну, скажем, ты был палачом или сутенёром. И что же? Воцерковившесь, попытаться всё это переориентировать, да, по воле Божьей? Невозможно. Некоторых специальностей Господь не создавал и поэтому не благословит. Вот, и они несовместимы с христианским званием, поэтому от них надо однозначно отказаться. Вот, ну и есть специальности, в которых вполне, вполне можно служить Богу. А можно и не служить, потому что дьявол будет искушать службой самому себе и значит ему опосредованно. Вот, поэтому здесь вы правы, пожалуй, отказываться от природной естественной склонности, которая Бог очень даже благословляет, вот, и уходить в какую-то совершенно иную область, может быть, и не стоит. Но, если меня воцерковляющегося, меня, теперь религиозного трепетного, да, будут пытаться использовать в моём старом качестве, вот, то, тогда я должен, видимо, также как с кражами, помните наш разговор о воровстве, поставить себя под удар. Скажем, режиссёр предлагает мне роль, которая оскорбляет моё нравственное чувство, это, во-первых, но я допустим, могу её сыграть, но сыграть таким образом, чтобы все поняли, что так делать нельзя. Можно ведь и плохое сыграть как нечто да, что оттолкнёт зрителя, даст ему понять, что таким быть нельзя. Вот, например крёстный отец, знаменитый сериал Копполы, он мне кажется, очень правильно показывает о том, что жизнь мафиози это тупик. Вот, и главный герой, таким образом, представляет своего героя, что при всей временной симпатии начинаешь понимать, что это мир перевёрнутых ценностей, это мир разрушенных истин. И этого делать нельзя иначе вот, будет тот результат, который и показан в последней серии. Он говорит своей дочери: «Я готов гореть в аду, лишь бы с тобой ничего не случилось». В итоге - все кого он любит - гибнут, а он остаётся. И зачем ему эта жизнь? Вот, поэтому, мне кажется, что если человек начинает понимать, что это роль неприемлема нравственно для него, она не вызовет никаких хороших чувств у зрительской аудитории, он будет пропагандировать порок, он будет воспитывать ну, худшие инстинкты - животность если ходите, в человеке. Хотя и в культурной, окультуренной оболочке, - то конечно, он должен, даже, если это надломит его карьерный рост, да, лишит его каких-то гонораров - он должен от этого отказаться. И здесь, мы здесь вспоминаем великих актёров ну, и дореволюционных скажем, Шаляпин согласился играть Мефистофеля, но потом побежал исповедоваться. Вот, Варлей согласилась играть панночку да, вот, но потом попала в психушку. Вот, но если мне конечно память не изменяет. То есть, есть роли потрясающие по силе, но разрушающие личность актёра. Вот, например самый страшный фильм двадцатого века - «Изгоняющий дьявола», девочка, которая сыграла бесноватую, она тоже оказалась психиатрической клинике. То есть, от каких-то вещей упаси Бог, вот, и в то же время мы видим подвиги актёров, которые могли бы прославиться. Скажем, Де Ниро у Скорсезе – «Последнее искушение Христа», он ведь отказался играть Спасителя. Вот, или покойный Янковский, отказался от роли дьявола в «Мастере о Маргарите». Вот, это тоже о чем-то говорит, о каких-то религиозных убеждениях актёра. Вот, но актёры это же только одна из областей, вот, как мы можем распоряжаться своим талантом. Поэтому я не зря процитировал Пушкина: «Веленью Божию, о муза..», о муза таланта будь послушна, то есть надо это всегда сопрягать с миром высшей религиозных ценностей.

Вопрос

- Остаётся не совсем понятно, а для себя употребляешь талант или для Бога, когда происходит внутренняя перемена? У него и раньше этот талант был, но потом происходит воцерковление. И он начинает думать - оказывается, возможно, другое применение моим способностям?

- Ну например, ситуация с Савлом, который стал Павлом. Мы видим, что он очень энергичен в том, что Бог называет плохим да, греховным богоборчеством: «Савл, савл, а зачем ты гонишь меня?», потому что есть святое богоборчество, скажем, благословлённое. Вспомните поединок Иакова. Вот, и, тем не менее, он становится избранным сосудом Божьим. Вот, и когда мы размышляем над переменой после обретения истиной веры, вот, после того, как человек из тьмы заблуждения выходит к свету следования за Христом, мы видим, что это перемена не означает насилия над личностью, в смысле отказа от природной данности. Ну, вот допустим, человек по темпераменту сангвиник, вот, допустим, он весь такой энергичный, вот, но воцерковляясь, он считает, что он должен побольше молчать. Что, в общем-то, праведность там, где есть созерцательность, немногословие. Вот, но это не совсем так. Почему? Потому что, призванный сангвиником - сангвиником и оставайся. Вот, то есть, если у человека есть некая экспрессия, но раньше она выражалась в том, что он был экспрессивен в грехе, то теперь, туже экспрессию надо проявить, но уже на ниве Божьей. Вот, апостол Павел яркий пример. Почему? Потому что он очень активно гнал церковь, а воцерковляясь, он также активно стал её защищать. Вот, он не превратился в такого флегматичного созерцателя. Вот, в тоже время, если мы вспомним Марфу и Марию, можно служить Богу деятельной и активной составляющей твоей души, если она доминирует. А можно быть созерцателем как Мария или как Иоанн Богослов, это тоже приемлемо. Поэтому, когда мы говорим о перемене, эта перемена не означает ну, какое-то такое искусственное, по каким-то клише, сомнительным критериям, насилие над своей первоначальной, Богом данной, Богом сотворённой, природой. Но то, что ценности надо переориентировать - это совершенно очевидно. Человек этим и занимается.

До новых встреч. У микрофона был протоиерей Евгений Горячев. Всего вам доброго.